Вдруг «море» мичманов как бы раздвинулось, пропуская плотного человека с жестким взглядом. Однако внимательный человек заметил бы в этом волевом взгляде какую-то грусть, которая, казалось, навеки поселилась в нем. Эта печаль становилась гораздо заметнее, когда человек смотрел на радостных новоявленных мичманов. Однако сами мичманы, когда мимо них проходил этот человек, вдруг делались серьезными. Они почтительно расступались перед ним, отдавали честь и старались поскорее исчезнуть куда-нибудь, словно это они были виноваты в его грусти.
Адмирал подошел к странной троице. Некоторое время все четверо молча смотрели друг на друга, не замечая никого вокруг.
– Ну, здравствуйте, господа мичманы, – заговорил наконец адмирал.
Троица неуверенно переглянулась.
– Здравствуйте, господин адмирал, – заговорил старший из троих.
Адмирал махнул рукой.
– Давайте без чинов. Я рад, что вы сумели окончить академию. Честно говоря, многие не верили, что вы справитесь.
– Мы должны были справиться, – твердо заговорил второй новоиспеченный мичман. – Иначе и быть не могло.
– Я рад, что ты так думаешь, – улыбнулся адмирал. Тут он повернулся к третьему собеседнику – девушке. – А что у тебя? Все по-старому?
Девушка плотно сжала губы и мрачно посмотрела вдаль.
– Понятно. – Адмирал несколько растерянно потрепал ее по плечу. – Держись.
– Я держусь. Однако… адмирал… я хочу сказать… сейчас, иначе потом уже никогда не решусь. Нет, я ни о чем не жалею… просто я хочу сказать, что сделаю все возможное, чтобы не подвести вас и оправдать ваше доверие. Обещаю, что вы не пожалеете о том, что в свое время вступились за меня.
– Я знаю. Я еще на Нордаке понял, что ты стоишь того, чтобы тебе помочь. Все вы стоите этого. Виктор, – голос адмирала прервался, – мой сын…
– Мы помним его, – поспешно заговорил самый старший мичман.
Адмирал благодарно кивнул. Немного помолчал, а потом перевел разговор.
– Приходите к нам. Вы знаете, что в нашем доме вам всегда рады.
– Обязательно, – пообещала девушка. – Вы с Верой Николаевной для нас как родители.
– Ловлю на слове, – усмехнулся адмирал. – Ждем вас завтра. Сегодня вы вряд ли освободитесь. – В глазах адмирала проскользнула смешинка. – Так что до завтра. Верочка уже с утра для вас что-то там стряпает.
– Пирожки? – радостно спросил младший юноша.
– Алуру только бы пирожки, – хмыкнул старший из троицы. – Он за пирожки Веры Николаевны готов на все.
– А сам-то как лопал в прошлый раз? Забыл? – взвился Алур. – Он еще тут меня будет обвинять в обжорстве!
– Оба вы хороши, – под смех адмирала заметила девушка. – И Алур прав, тебе, Руп, лучше бы помолчать. Тут еще можно поспорить, кто из вас больше ест.
Руп развел руками.
– Но что я могу поделать? Эти пирожки Веры Николаевны такие… такие… я даже не знаю, как сказать. Все слова кажутся мне слишком блеклыми по сравнению с пирожками.
– Будут вам и пирожки, и все остальное, – пообещал адмирал. – Ну ладно, не буду вам мешать праздновать выпуск. Понимаю, что я сейчас только мешать буду.
Трое мичманов проводили адмирала взглядом. Улыбки медленно сбежали с их лиц.
– Всякий раз, как я вижу Владимира Петровича, мне хочется разреветься от жалости, – заметила девушка.
Алур ободряюще взял ее за руку.
– Ему тяжело, Велса.
– Ну, вы идете?! – подбежал к ним один из новоиспеченных мичманов. – Мы тут скидываемся на аренду зала. Вы с нами?
– Сейчас, – заметил старший юноша. – Обязательно. Пошли, что ли?
Традиция присвоения первого звания, пусть пока еще не офицерского, до которого предстояла еще годовая практика на кораблях и в подразделениях, курсантами была отработана за века. Шумной толпой они ввалились в арендованный зал ресторана, где официанты, в любое другое время призвавшие бы курсантов к порядку, сейчас только снисходительно посматривали на эту шумную толпу.
Веселье продолжалось почти до утра. Только когда первые лучи солнца осветили горизонт, новоиспеченные мичманы стали расходиться. Вскоре покинули зал и Велса с Алуром и Рупом.
Втроем они медленно шли по пустынной улице предрассветного города. Медленно разгоралась заря, и в этот момент им казалось, что ничего прекраснее в мире быть не может. У каждого из них в академии появились друзья. Причем такие, о каких раньше они и мечтать не могли. Но все же… все же было кое-что, о чем ни один из них заговорить пока не решился. Первым решила нарушить это негласное табу Велса:
– Знаете, сейчас я гораздо лучше понимаю поступки Виктора.
– Ты о чем? – спросил Алур.
– Неужели вы до сих пор ничего не поняли? Руп? Алур? Ведь Виктор в тот раз мог спастись! Но он даже не предпринял попытки. Просто стоял и ждал, когда в него выстрелят. С его-то реакцией он мог уклониться от выстрелов, а потом спрятаться за кем-нибудь! Да ведь рядом с ним два солдата стояли! Опрокинуть одного на себя, вот и все!
Руп и Алур старательно отводили глаза, но от Велсы было не так-то легко избавиться.
– Так что вы молчите?!
– Я думал над этим, – признал Алур. – Думал, всякий раз вспоминая тот момент, когда Виктор познакомился с Греппом. Его тогда еще расстрелять хотели. Помните, с какой скоростью он начал двигаться?
– И что? – осторожно поинтересовался Руп.
– А то! – с неожиданной злостью заговорил Алур. – Почему же он потом не сделал так же? Почему дал себя убить? Не знаете? Да нет, знаете, только сказать боитесь! Из-за нас! Из-за нашей слепоты!
– Алур, ты не прав, – тихо заметила Велса. – Знаете, я только здесь, на Земле, поняла по-настоящему, что в мире существует и кое-что важнее жизни. Нечто, за что можно и рискнуть ею. Помните о том, что честь стоит жизни? Виктор же пожертвовал своей честью ради нашего спасения. Мы все называли его предателем, но только здесь, на Земле, мы поняли, какую на самом деле жертву принес Виктор ради нас. Он ничего не искал для себя, но он стал дважды предателем. Как вы считаете, легко подобное далось такому человеку, как Виктор?